Книг о литературе столь близкой нам братской Беларуси выходит сегодня очень мало, поэтому каждая новинка по этой тематике вызывает большой интерес. Тем более, если автор авторитетный, а в данном случае это именно так. Любовь Турбина, поэт, переводчик и учёный-литературовед, кровно связана с Белоруссией, последние 17 лет живёт в Москве, работает в Институте мировой литературы.

На первый взгляд объявление экологии «доминантой» литературы звучит несколько странно. Но только на первый взгляд. Для тех, кто не знает, поясним, что название книги «Люди на болоте» повторяет название знакового для белорусской литературы романа Ивана Мележа. Необходимо, как представляется, ещё одно пояснение. «Толкование самого понятия «болото», – говорится в издательской аннотации, допускает как прямой, так и переносный, иносказательный смысл. Болотом называют любые проявления психологической половинчатости, нерешительности, двойственности в поступках. Вместе с тем существуют современные экологические представления, по которым болото определяется как некий субстрат, биологическая среда, благоприятная не только для проживания, но, главное, для зарождения жизни. Это о прямом, не переносном смысле понятия «болото».

Надо ли говорить, что для белоруса болото – родная среда обитания, как для казаха степь или для якута лес. И надо ли говорить о том, сколь высокую цену заплатили белорусы за право быть хозяевами своей земли. В борьбе и с Польшей, и с Германией, которая в своём последнем походе на восток именовала эту землю Вайсрутенией. Добавим, что в этом последнем походе сжигать белорусские деревни вместе с жителями немцам усердно помогали их приспешники эстонцы и украинцы, на счету которых, в частности, знаменитая Хатынь. (Заметим, что и те и другие ныне любят говорить о своих странах – «це Европа».) И надо ли, наконец, объяснять, почему столь обострённую любовь к родному болоту питают белорусы. Помню, когда на эту тему зашёл разговор в одной интернациональной литераторской компании и кто-то (из «чужаков») выразил удивление такой крепкой привязанности «не к самому красивому месту на земле», ему ответили цитатой из великого русского поэта: «Землю, где воздух как сладкий морс, / Бросишь и мчишь, колеся, / Но землю, с которою вместе мёрз, / Вовек разлюбить нельзя».

Разумеется, и в Беларуси есть люди, писатели в том числе, которых больше волнуют проблемы чужедальных олеандрово-пальмовых рощ, нежели родных болот. Хотя в смуте, сопутствовавшей распаду СССР, много чего «неродного» было наговорено и в среде белорусских литераторов (и об этом достаточно подробно сказано в книге), однако не такие настроения определили мейнстрим белорусской литературы. «Белорусский литературовед И. Шавлякова, – пишет Любовь Турбина, – констатирует, что культурное сознание современности так называемой эпохи Пост интересуется не нормальностью, а аномальностью социальных, нравственных, эстетических явлений… В этой ситуации белорусская литература впечатляет именно своей «нормальностью», которая в мире перевёрнутом кажется почти невозможной».

Интересен в книге анализ проблем, возникающий вследствие особой близости белорусской и русской культуры. Любовь Турбина рассматривает их на примере творчества известного писателя, ветерана «Литературной газеты» Олеся Кожедуба, который вначале писал по-белорусски, а после переезда в Москву перешёл на русский. Но его творческая судьба не похожа на судьбу, скажем, Льва Тарасова, ставшего французским классиком Анри Труайя или поляка Юзефа Коженёвского, превратившегося в Англии в Джозефа Конрада. «В прозе Кожедуба, – пишет Любовь Турбина, – язык особый – он не переводит сознательно некоторые белорусизмы, например: «Узлы платка, повязанные под бородой бабы Мани», в его рассказах много сниженной лексики – язык диалогов приближен к живой речи, но это не надуманная, литературная игра, а адекватное отображение действительности… Можно сказать, что менталитет не меняется с переездом и даже с переходом на язык русский – Алесь Кожедуб был и остаётся белорусом; самобытным и ярким русским писателем». Автор делает ещё такое тонкое наблюдение: «Алесь Кожедуб обеспечивает присутствие белорусского голоса в русской культурной ситуации, эта неучтённая интонация очень важна сейчас, когда после десяти лет развала почти перестала работать отлаженная в Советском Союзе машина художественного перевода…» Проза Алеся Кожедуба, заключает Любовь Турбина своё исследование, «доносит до нас звуки и запахи земли белорусской, такой близкой и всё-таки другой».

Юрий Баранов